[AVA]http://funkyimg.com/i/2Hmht.gif[/AVA] [NIC]lee jeno[/NIC]

      trying hard not to fall
                       on the way home

джено стирает запястьем левой руки кровь с губ, оставляя кровавые пятна на бледной коже. тяжело выдыхая остатки сигаретного дыма, что затерялись в его легких, после неожиданного удара в солнечное сплетение. джено ухмыляется, повторяя про себя, что в этот раз слишком рано его начинают бить, ведь на часах всего лишь девять утра, и даже не закончились первые уроки, на которые джено, как всегда, не успевал. он просыпался слишком поздно, иногда потому что, через сон наконец-то пробивался неприятный писк его будильника, который хотелось одним точным броском отправить в противоположную стену, наслаждаясь глухим ударом и видом разлетающегося механизма по небольшой комнате, что терялся бы в разбросанных вещах. но джено не мог. этим будильником пользовался когда-то еще его отец, что просыпался рано утром, за несколько часов до того, как просыпались остальные члены небольшого семейства, чтобы приготовить завтрак для своей жены и детишек, а после отправляясь на свою скучную работу, в которой не было никакого смысла, отсутствовала хорошая зарплата, и даже продвижение по карьерной лестнице вряд ли могло ожидать этого мужчину в ближайшие двадцать-тридцать лет. но отец всегда уходил на работу с улыбкой, как будто для него это была лучшая работа на свете. джено смотрел завораживающе и непонимающе на своего отца, со старых фотографий, где он сиял со своей неизменной открытой и прекрасной улыбкой, так и не понимая, не находя в своей голове тех самых причин, почему он такой счастливый и влюбленный в жизнь, натянул веревку на шею, перекрывая себе кислород одним прыжком в бездну, срываясь с этого мира, срываясь с этой жизни, к которой он уже никогда не вернется, оставляя одних своих детей, забывая, что он глава семейства, что он в ответе за своих детей. будильник, это единственное, что осталось у джено после смерти отца. но иногда его будил не он, а его старшая сестра, что врывалась в комнату к младшему брату, резко стягивая с него теплое одеяло. девушкой она была громкой, и джено даже не удивился, если бы вместе с ним, она попутно бы поднимала с кровати и половину соседей, которым бы пришлось услышать ее резкий, грубый голос, не терпящий пререканий или оправданий, почему джено опять лег под утро. джено редко спит дома, предпочитая поздно вечером вылезать через свое приоткрытое окно, сбегая от этого места, от этого дома, где не ощущает себя счастливым, не ощущает той домашности и семейности. он чувствует себя брошенным, забытым и ненужным. и это было неудивительно. он не может найти общий язык с сестрой, которая пыталась заменить этому мальчишке родителей, в которых джено не нуждался. они много ругались, кричали друг на друга, джено хлопал дверью, скрываясь в неизвестном направление, не отвечал на телефонные звонки, из-за чего сестре приходилось обращаться к помощи полиции. из-за чего мальчишку, как преступника, вели домой, на потеху всем соседям. а сестра лишь кричала, ударяя маленькой ладошкой по плечам своего младшего брата, не давая ему вставить и слова, заставляя его замыкаться в себе все больше и больше, выстраивая между ней и собой огромную, непробиваемую стену, от которой уже невозможно было бы избавится. они чужие друг другу люди, что живут под одной крышей. джено терпеть не мог, когда сестра называла его “братом”. джено морщился, кривился, и огрызался на это слово. потому что у него нет семьи, и уж тем более сестры. была бы его воля, он давно бы ушел из этого дома, бросил школу, и затерялся в толпе незнакомых людей, вытаскивая из карманов кошельки, пытаясь прожить на этом еще один или два дня. но он не мог. он снова и снова возвращался под утро в свою комнату, скидывал грязную, иногда окровавленную одежду на пол и забирался под одеяло, проваливаясь в сон, что длился не так долго.
джено не любит появляться в школе, где со всех уголков он ловит на себе косые и недовольные взгляды, и это перешептывание, что больше напоминает шипение змей, которые вот-вот нападут на беззащитного мальчишку, впрыскивая под его кожу убийственную порцию яда. школа для джено это тот еще ад, в который он попадает почти по собственной воле. еще не прошло ни одного дня, когда бы после уроков, за школой, где не увидят учителя, да и даже если и увидят, то сделают вид, что ничего не происходит, потому что так будет меньше проблем для всех, мальчишку избивают его же однокласници или ребята из других классов. это как особый ритуал. а джено всегда выступает тем самым мальчишкой для битья. почему? а разве на это нужны какие-то особенные причины?
джено изгой в школе. потому что одинока. потому что нет родителей. потому что взгляд колючий, недовольный и ухмылка неприятная, ненавидящая каждого в этом месте. потому что позволяет себе слишком много: прогуливать уроки, не делать уроки, курить за школой, пить со старшими. потому что джено воришка, и многие об этом знают. потому что джено гей, и об этом, кажется, уже догадываются почти все. а ему плевать. он привык к точным ударам. он привык к разбитой губе и синякам на теле. он смеется так громко, как будто захлебывается в своем же смехе и крови, заставляя своих врагов злиться еще больше, ударяя сильнее, с чувством и с наслаждением. а джено снова смеется.
— псих, — и джено валят на землю, ударяя уже ногами по его телу. он знает точно: нужно защищать голову, поэтому прикрывает ее руками. а на все остальное плевать. он смеется через каждый последующий удар. и кричит, что “слишком слабо бьете, неудачники”. и новый удар куда-то под ребра. и джено кашляет, но продолжает смеется. единственная защитная реакция, которая уже не спасает и не защищает.
а после джено курит, все еще лежа на грязном асфальте, среди окурков и плевков, среди мусора, такого же, как и он сам. он курит долго. втягивая дым, что заполняет его легкие. чувствуя, как тянет под ребрами, как болит разбитая губам, а костяшки стерты в кровь. он выкуривает две или три сигареты, а после находит в себе силы, чтобы встать с земли. ловит на себя чужой взгляд одного из преподавателя, что так и не решается подойти к мальчишке. а ему и не нужна помощь. он справится сам: с собой, со своей жизнью, с теми, кто когда-то поднял на него руку. он умеет мстить. он будет мстить, даже если в ответ он получит очередной удар, и рано или поздно ему переломают все кости. джено не боится смерти. он уже давно ничего не боится.
джено решает не садится в автобус, потому что не хочет пугать людей. он натягивает капюшон черной куртки так низко, что он скрывает половину лица мальчишки. он плетется по улочкам, чувствуя, как боль в теле лишь разрастается. но он давно привык к этой боли. он мечтает о том, чтобы прийти домой, и чтобы там никого не было. он не хочет снова ругаться с сестрой. не хочет объяснять ей, откуда у него кровь на лице и на руках. он не хочет слушать ее причитания и попытки вразумить его. он устал. он устал от всего этого. он хочет лишь в душ. заклеить свои раны лейкопластырем и съесть огромную тарелку острого рамена. больше ему не хочется ничего. хотя было кое-что, что джено прятал от самого себя, запинывая эти мысли куда-то далеко, чтобы не вылезали, не выглядывали и не крутились перед его носом. мысли про парня старшей сестры. милый парень, который давно уже прочно обжился в квартире, в которой приходилось сосуществовать и джено. слишком красивый, чтобы позволить себе упустить шанс на то, чтобы засмотреться на широкие плечи, или на слишком смазливую мордашку. джено нравилось это чувство легко возбуждения, когда этот мужчина касался его руки, или ерошил его волосы, то ли строя из себя отца, то ли старшего брата. джено не нужен был не тот, не другой, ато он не отказался бы от такого любовника, под которым или над которым можно было бы неплохо извиваться, как в своих фантазиях, которые приходят каждый раз перед сном, из-за чего приходиться руками лезть под одеяло, или же выгонять себя в ванную комнату, чтобы не спалиться глухими стонами, которые вырисовываются лишь в одно слово — кикван-хен.
джено открывает осторожно входную дверь. замирая на пороге, прислушиваясь к звукам в квартире. кажется, дома никого. джено устало скидывает на пол черный, потрепанный рюкзак, в котором никогда не было учебников или тетрадей. он надевает тапочки, шаркая ими по полу, направляясь в свою комнату, в которой он хочет поскорее скрыться, чтобы залечить свои раны, и скрыться от этого мира под теплым одеялом.
но планам не дано сбыться, ибо в квартире он оказывается не один. на кухне, он находит киквана. “черт!” — ругается про себя джено, пытаясь вести себя как обычно. он не здоровается. не снимает капюшон. лишь опускает голову ниже, надеясь, что старший ничего не заметит. он боком лезет к холодильнику, чтобы достать оттуда бутылку холодной воды и немного льда. чтобы уже через мгновение скрыться в своей комнате. но ему не дают этого сделать, перекрывая проход к двери. “что бы его!” — рычит про себя мальчишка, вскидывая голову и внимательно смотря на старшего, который оказывается немного ниже самого джено.

[AVA]http://funkyimg.com/i/2Hmht.gif[/AVA] [NIC]lee jeno[/NIC]

you know i can’t play by the rules
         i feel so cold
                                the sweetest stare

джено ненавидит правила, ненавидит слышать советы в свой адрес, как будто другие люди лучше знают, что ему делать со своей жизнью. джено лишь презрительно фырчит на очередное предложение от человека, что предлагает свою помощь, совет, протягивая неразумному ребенку руку помощи. да откуда знать взрослому, что приходится пережить подростку каждый день? откуда взрослые помнят, как это тяжело быть подростком именно в старшей школе? ведь сейчас совершенно другое время. сейчас правила игры стали жестче. сейчас и правил никаких нет. ты либо становишься изгоем, либо становишься тем, кто будет издеваться и избивать тех, кто стал изгоем. и не дай бог, роли изменятся. и не дай бог, попасть в круг тех, кому уже некуда падать. все дети ходят по тонкому льду, что хрустит под их ногами, лопается, покрывается красивыми, неровными трещинами, уходя все дальше и дальше. и каждый шаг становится все опаснее. ведь еще шаг и ты провалишься в холодную воду, под лед, уходя на самое дно. и никто из твоего окружения уже не спасет тебя. потому что не смогут, потому что потонут вместе с тобой.
джено ненавидел правила. поэтому нарушал их постоянно. он перебегал на красный свет, почти попадая под колеса машин, что срываются со своего места. он слышит ругательства в свой адрес и громкие гудки разъяренных автомобилистов. но лишь вскидывает руку, показывая средний палец и бежит дальше, не обращая внимания ни на кого. он прогуливает школу, не выполняет домашнее задание, и слышит в свой адрес сотню ругательных слов и несколько ударов тяжелой папкой  по голове. но это не помогает, не исправляет джено. он лишь усмехается, и пропускает очередное замечание мимо ушей. джено курит за школой, сжигая свои легкие тяжелым дымом, что заполняет собой вместо обеда, который он нарочно оставляет дома. потому что ненавидит, как готовит сестра. потому что демонстративно отказывается от ее помощи и поддержки. потому что он и сам может справится, сам может о себе позаботиться. джено нарушает закон, когда натягивает капюшон, когда забегает в автобус, проскальзывая между уставшими, засыпающими людьми, что спешат домой после тяжелого трудового дня, чтобы выпить немного холодного пива, или просто пролежать остаток вечера перед телевизором, просматривая последние новости или какое-нибудь скучное шоу, где принижают и издеваются над айдолами, что получают за это безумные деньги. именно у таких людей так легко вытащить кошелек из рюкзака или чуть приоткрытой сумочки. именно такие люди замечают о пропаже своих личных вещей лишь дома, но уже ничего не могут с этим поделать. именно тогда, джено собирает себе немного денег, чтобы поужинать со своими друзьями в небольшом магазинчике на окраине города, покупая рамен и пару сваренных вкрутую яиц. чтобы посмеяться над правильными людьми, что остались без денег, что занимаются в жизни совершенно скучными и бессмысленными делами: ищут работу, пытаются пробиться в университет, найти любимого человека, глупо веря в то, что именно это поможет сделать их жизнь счастливее. джено знает правду — в этом мире нет счастья, его забрали, те кто имеет в кармане достаточно денег, чтобы решить этим все свои проблемы. и джено презирает таких людей, ненавидит, и когда-нибудь мечтает ограбить такого представителя, оставив его с носом, чтобы тот раз и навсегда почувствовал, что счастье не вечно, оно быстро исчезает. не о том мечтает джено в свои семнадцать лет. но джено всегда был неразумным ребенком со странными мыслями и желаниями. был бы он нормальным подростком, то бегал сейчас с другими по двору, играя в футбол, или зарылся с головой в учебниках, мечтая поступить в престижный университет, или помогал бы своим родителям [если бы они были живы] дома, или у них на работе. он делал что-нибудь законное и нормальное, а не мечтал бы о том, как обратить внимание молодого человека своей старшей сестры на себя.
джено ненавидит правила, поэтому влюбляется в парня, поэтому влюбляется в парня своей сестры, зная, что запретный плод, ох, как сладок. возможно, это лишь переходный возраст, и после джено будет с глупой улыбкой вспоминать об этом времени. возможно, он преувеличивает, и в нем просто играет букет всевозможных гормонов, которые со временем пройдут. а может быть, все не так, как ему бы попытались объяснить взрослые, которые, черт возьми, совершенно не понимают, какого это быть подростком в наше время!
— ты уверен, что ты влюбился в этого старикашку? сколько ему? тридцать, сорок? господи, у него еще что-то там может вставать? — джено смеется, толкая плечом свою лучшую подругу, с которой сидит на диване в ее небольшой квартире, где обычно пропадает после школы. это единственный человек, которому джено может рассказывать все, даже о своих чувствах. даже о своих чувствах к парню. даже к парню своей старшей сестры. джено все равно на возраст, да и смотря на поведение старшего, трудно было сказать, что этому парня уже перевалило за двадцать пять. иногда джено чувствовал себя, куда старше, чем этот парень, что просит его называть по имени. джено лишь фыркает на такую просьбу и демонстративно хлопает дверью перед его носом, заставляя небольшой табличке “вход воспрещен” болтаться из стороны в сторону на вбитом кривом гвоздике в двери.
— если бы ты увидела его пресс после душа, ты бы тоже захотела его, — смеется джено, попивая пиво из стеклянной бутылки, вспоминая тот случай, когда он случайным образом ворвался в ванную комнату, когда в ней был кикван-хен, вылезающий из ванны. мокрый, разгоряченный, когда с волос капала вода, и абсолютно голый. вид был прекрасен. джено долго не мог забыть этого тела, что постоянно всплывало во всех интимных подробностях в его сладких снах, или в моменты, когда нужно было в срочном порядке снять неприятное напряжение внизу живота от очередного просмотра порно на запрещенных сайтах.
джено хотел этот запретный плод. только вот почему именно? потому что ему действительно нравится этот мужчина? или потому что он хочет унизить свою старшую сестру? или потому что кикван-хен парень, которому нравятся только девушки, и он никогда не заглядывал на других парней? найти точную причину очень сложно, да и джено не будет этого делать. ему хватает одной — ему хочется этого парня. здесь. сейчас. и не важно, где именно это произойдет: в его комнате, в ванной, на столе на кухне, или в комнате его сестры, на ее большой и удобной кровати.

джено отводит взгляд в сторону, и не отвечает на вопрос старшего, зная, что тот и не ждет от младшего ничего. кикван-хен уже не первый раз встречает мальчишку в таком состояние. он уже знает правила игры с джено: никаких ответов он не получит, даже если будет задавать один и тот же вопрос постоянно; никаких предложений о помощи, ибо джено все равно откажется; и никаких угроз, ибо все это приведет к взрывы и новому скандалу. кикван усвоил эти правила куда лучше, чем сестра джено. поэтому джено позволяет старшему лечить себя, иногда позволяет задавать вопросы, на которые можно не отвечать, позволяет себя кормить вкусным ужином, осознавая, что этот парень стал шеф-поваром не просто так. и понимать, что он не хочет делить этого мужчину со своей сестрой. никогда. и ни при каких условиях.
джено послушно опускается на стул. голова опущена. взгляд блуждает по полу. в голове столько разных мыслей. и ни одной приличной, вразумительной и адекватной. джено чувствует запах чего-то вкусного, и голодный желудок реагирует моментально. джено прикрывает ладошкой, чувствуя, как кончики ушей его предательски полыхают. ему хочется психануть, встать и уйти. но не спешит этого сделать, потому что слишком поздно. его капюшон стягивают, а голову заставляют запрокинуть. джено вздрагивает, смотря на лицо старшего, что находится так близко, еще чуть-чуть и можно коснутся этих больших, пухлых, и наверное, таких сладких губ. джено нервно сглатывает, и еле уговаривает себя отвести взгляд от лица старшего, пока тот ничего не заметил. руки цепляются за штаны на коленках, потому что им хочется оказаться совершенно на другом месте: на теле старшего. чтобы схватить его за талию, посадить на стол, жадно впиваясь в эти притягательные губы, которые, как будто так и манят к себе, зовут, чтобы джено поддался им, чтобы джено сдался в их плен. вот она пытка разума в чистом виде. и это невыносимо, когда запретный плод находится слишком близко.
— не надо, — рычит джено на предложение старшего. и морщится от неприятных ощущений, когда ему обрабатывают ему раны. он давно привык к этим неприятным ощущениям. ведь драки проходят почти каждый день, и джено так или иначе, но несет урон каждый раз. никто не пойдет на этого мальчишку один на один. так неинтересно. всегда веселее забивать толпой. так безопаснее, смешнее, громче, и кровавее для того, кто будет лежать в грязи, кашляя, задыхаясь собственной кровью, что смешивается с пылью и грязью.
— а как же поцеловать, чтобы не болело? — вызывающе проговаривает джено, смотря на старшего, поднимаясь со своего места. — а комплексовать не будешь, что у тебя нет такого шикарного тела, как у меня, м, кикван-хен? — и “хен” звучит на выдохе: протяжно, глухо, почти интимно. джено ухмыляется, одним рывком стягивает с себя толстовку, оголяя свое тело, разрисованное ударами, кровавыми, синеющими, с желтыми подтеками синяками. он почти ходячее произведение искусство, если не осознавать, что это издевательство, что это пытка, что это боль, даже больше психологическая, нежели физическая, через которую джено проходит каждый день. и прячется в своем коконе все больше, глубже, надеясь, что это его спасет.

[AVA]http://funkyimg.com/i/2Hmht.gif[/AVA] [NIC]lee jeno[/NIC]

джено в действительности просто устал. устал повторять одну и ту же фразу: “все в порядке и отъебитесь, ради бога, от меня”. джено устал замыкаться в себе, пытаясь спрятаться от всех невзгод, что обрушиваются на него со всех сторон, потому что его же мысли вытесняют его из себя же, заставляя выйти, отречься от своего тела. джено устал получать тяжелые, рваные удары по своему телу от своих одноклассников и не только. измученное тело уже давно перестало бороться, и пытаться залечить само себя, потому что не видит смысла, потому что уже завтра будет новая порция ударов, синяков и ссадин, оставленных на руках и ногах, пока джено попытается сбежать от тех, кто наносит слишком точные удары. и джено чувствует себя, как брошенный когда-то и кем-то щенком на улице в сильный дождь, которому пришлось бороться с жестокостью этого мира, чтобы не сдаться, чтобы выжить, борясь за то право на существование, которое у него упорно пытаются отобрать. джено устал, и к рукам чьим-то хочет ластиться, но не верит никому. и в каждом видит врага, что ждет подходящего момента, чтобы только больнее сделать, и сотый нож [да тут уже юбилей праздновать можно!] в спину воткнет и другие поправит, чтобы не осыпались на землю с глухим перезвоном. джено устал, и хочет хоть немного счастья для себя. вот такого простого. хочет, чтобы его оберегали и понимали, а не считали мусором, пропавшим мальчишкой, который только и умеет, что разрушать свою же собственную жизнь.
— кем ты видишь себя через пять лет? — и эти дурацкие вопросы, которые так любят задавать психологи в школе, учителя, да просто взрослые, что встречаются на улице, или около квартиры, неодобрительно осматривая ребенка, что снова в грязной, запачканной в собственной крови одежды, и так осуждающе и не по доброму качают головой, как будто это имеет хоть какой-то смысл. ведь все изменчиво, все может обернутся безумным образом, удача отворачивается в мгновение ока, оставляя человека, практическим ни с чем. и как, можно решить за столь короткий промежуток, кем ты хочешь стать через пять лет? глупые детские мечты о том, что кто-то станет президентом, или будет занимать руководящие должности в родительских компаниях, кто-то получит нобелевскую премию, или уедет жить за границу, надеясь, что именно там, в других странах есть оно, то самое счастье, о котором все так мечтают, но у каждого совершенно разное и собственное представление. а джено что? а джено бы выжить в старшей школе, выпустится, а дальше, а дальше он не знает. ему просто кажется, что дышать ему будет легче. что не будет жить в том страхе, в котором он живет сейчас. может быть уедет, оставит сестру, и даст ей спокойно спать по ночам с очередным своим молодым человеком. а может быть на работу устроится, будет зарабатывать небольшие, но все-таки свои деньги. а может быть, и не выживет в очередной драке, где нож окажется настоящим, что легко проткнет грудную клетку у мальчишки, выпуская скопившийся воздух и всю желчь, что собирается где-то внутри у самого сердца. так есть ли смысл в том, чтобы мечтать и представлять, а кем ты будешь через пять лет? когда так легко тело вскрывается от лезвия ножа или бритвы? и как бы не было грустно, но джено иногда думает, лежа в горячей ванне, что когда-нибудь он дойдет до того пика, когда уже не сможет повторять любому и каждому о том, что все порядке, лишь бы не лезли в его жизнь, не лезли в его голову, копошась в ней, как будто в своей собственной, как будто надеясь, что так будет правильно, и лучше для самого джено. джено просто устал бороться. устал быть ненужным. устал быть одиноким. и выть хочется, как раненый волк, оставленный и подстреленный где-то в лесу. и больно до невозможности, что иногда слезы на глазах выступают. и противно от своей собственной жизни. но не исправить ничего. уже слишком поздно.
он бы и готов рассказать своей сестре о своей жизни, но видит лишь грозный, недовольный взгляд, и понимает, что не стоит ее впутывать в свои проблемы. а что она сделает? будет драться вместо джено там за школой? или переведет его в другую школу? но от этого легче не станет. потому что джено всегда будет изгоем. слухи быстро разлетаются по городу, кто-то кому-то что-то скажет, проболтается, нашепчет на ушко, и джено снова превратится из новенького милого мальчика в игрушку для битья, которую можно помучить после уроков, или даже вместо уроков, разминая свои кулаки о чужое податливое тело.
— ты в порядке? — и глупый вопрос человеку, который морщится от боли, потому что не может встать с земле от очередного удара. а кровь уже не останавливается из разбитого носа, попадая в рот, захлебываясь в ней, и ловя себя на мысли, что так и умереть можно. и вроде не так уже и страшно от этой мысли.
— съебись, — джено огрызается. привычка. защищается от всех. прячется внутри себя. никому ничего не скажет о том, что плохо. домой не пойдет, повернет перед домом в соседний подъезд, поднимется на пятый этаж и зайдет в квартиру к своей лучшей подруги, у которой жизнь тоже не сахар. но она не будет задавать глупых вопросов. лишь покачает головой, затянет в свою комнату, даст льда, мази, бинтов и холодную бутылочку пива, что утащит под шумок из холодильника, пока ее родители снова будут ругаться в комнате, переходя от слов к насилию. и это нормально для нее и для джено. потому что привыкают жить в этом дерьме. потому что чувствуют себя именно так. и не видят они себя через пять лет никак. и не думают о будущем, потому что знают, что нет у них его. и лишь один раз джено предлагает уехать, бросить все, и сорваться в неизвестность, и херин соглашается, потому что знает, что этого не случится, потому что они не любят заглядывать в будущего, потому что боятся, что его и не будет.

джено молчит и взгляд отводит. он не любит говорить о школе. не любит впутывать во все это старших. он бы и сам с радостью отрекся от этой жизни, да не может. и повторяет про себя: “я проклят!” и сам с собой и соглашается. он молчит, лишь кусает щеку изнутри. он хену доверяет в какой-то мере, потому что знает, что не полезет в школу, не будет стучать гневно в дверь директора, пытаясь понять, почему в этой школе творится такой беспредел, не будет искать обидчиков джено, чтобы им преподать урок. не будет. но джено все равно волнуется, потому что не уверен в хене, не уверен в том, что правильно его понимает. он себя то понять не может, себе не верить, и врагом себя считает главным. так почему же не сомневаться в других? и не может довериться, боится ответить на протянутую руку. отказывается от помощи, и бурчит, что сам со всем справится, ибо не маленький.
— не надо, — повторяет джено, опуская голову и рассматривая до ужаса интересный пол на кухне, в который вглядывается уже не в первый раз. джено фырчит и больше на ежика похож, иголки выпускает, когда пытаются прикоснуться, и не слышит никого, дрожит и готов защищаться из последних сил. — кого интересуют нуны, — ухмыляется, а про себя добавляет: “куда интереснее и привлекательнее хены, к которым можно подкатывать с подобным фразами”, и джено лишь поражается тому, что кикван не понимает его намеков, не понимает его взглядов и странного дьявольского огонька в его глазах. и может быть, это не так уж и плохо, хотя иногда чертовски бесит. но джено нравится играться со старшим, нравится бросать двусмысленные фразы, которые старший понимает по-своему. джено нравится старший. и он бы давно сказал ему об этом, зажав темном уголочке квартире, если бы не одно “но”. хен не видит мальчиков, а видит лишь свою девушку, старшую сестру джено, что раздражает младшего еще сильнее. — хен, тебе нравятся помладше или постарше, — улыбается, смотрит с вызовом, и слова растягивает, как будто пытаясь вложить в них какой-то определенный смысл. свой смысл. надеясь, что до старшего дойдет. но понимает, что играется джено лишь сам с собой, ведь кикван-хен не понимает, и от того веселее становится.

джено привыкает к своему телу, к тому, как оно выглядит, когда кофту стягиваешь. привык к косым взглядом тех, кто не может к такому привыкнуть, или кто видит подобное искусство в первые. джено называет себя вселенной, и тихо смеется, считает себя сумасшедшим. и то, правда, и помощь ребенку нужна, да только какая и от кого, джено и сам не знает. кикван привычный видеть такое почти каждый вечер, пока хеджин на работе документы перебирает, доставая аптечку и пытаясь залечить те раны, которые стоило бы врачу показать в больнице. но джено не поедет туда. отчасти потому что боится их еще с детства, а отчасти, потому что не видит в этом никакого смысла. сам залечит, сам справится, не маленький вроде. и строит из себя взрослого слишком сильно, да не получается, потому что все равно где-то внутри сидит тот испуганный мальчишка в возрасте семи лет, что кричит и умоляет о чьей-нибудь помощи.
джено смущается, смотря на тело старшего, и невольно губу прикусывает. ловит себя на мысли о том, что хочет коснутся пальцами этой горячей кожи и выше подниматься по груди вести, прижимаясь всем телом. и еле одергивает себя. “не стоит. не сейчас”. и разочарованно выдыхает, пытаясь собраться. отворачивается и спину подставляет, чтобы старший не видел смущения, не видел его взбудораженного взгляда, бегающего по телу старшего.
джено давно привыкает к боли во всем теле, но все равно невольно морщится от прикосновений. взвыть хочется, но губу прикусывает лишь сильнее. запах лекарств и мази давно въелся в волосы младшего, и спрятался где-то в легких. а раньше воротило, тошнило и никак не мог привыкнуть к этим лекарствам и неприятным, вонючим мазям, которым проще пытать кого-то, чем пытаться вылечить. джено ко всему этому привыкает. и даже ловит какие-то крупица счастливых моментов во всем этом. когда еще кикван-хен прикоснется к нему? когда еще сможет раздеть, даже в таком контексте, джено? и пусть бьют, мучают, лишь бы дома всегда был кикван-хен и его аптечка с безграничными запасами лекарств.
— спасибо, доктор, — смеется джено, надевая обратно толстовку. — может все-таки поцелуешь? — и тихо смеется, поглядывая на старшего. джено щурится, усаживаясь за стол, не скрывая довольную улыбку. ему нравится смущать людей, ему нравится ставить их в неловкое положение, загонять в угол и наблюдать, как они в панике мечутся из стороны в сторону, пытаясь найти выход из ситуации. возможно, джено так же выглядит, когда одноклассники зажимают его в углу и наносят удары в его живот?
— хен, а ты любишь трахать мою сестру, находясь сверху или снизу, — джено с вызовом смотрит в глаза старшего, приподнимая одну бровь. молчит. держит паузу. он и не хочет получить ответа. он хочет проучить старшего, поэтому и задает такие провокационные вопросы. — не скажешь, вот и я не скажу, поэтому не задавай глупых вопросов, — бурчит джено, утыкаясь, чуть ли не носом в тарелку, поедая горячую и ужасно вкусную еду. джено любит, когда за плитой возится кикван-хен, а не его сестра, у которой вечно что-то пригорает. — что это? очень вкусно, — джено копошится в тарелке, пытаясь понять, из чего состоит это блюдо, разглядывая ингредиенты. он мало знает что-то о готовке, сам лишь готовил яичницу, что моментально пригорела к сковородке, на большее джено уже не был способен. но ему нравится смотреть за тем, как из обычных продуктов кикван-хен готовит что-то восхитительное и то, что моментально тает во рту. хен определенно занимается любимым делом. и джено в какой-то мере ему завидует, потому что сам совершенно не понимает, чем ему хочется заниматься в этом мире.